Письмо об эстетическом воспитании человека 2 (Ф. Шиллер)

[luchnivik]

Однако не мог ли я лучше воспользоваться свобо­дою, которую вы мне предоставляете, чем сосредоточи­вая ваше внимание на сфере прекрасного? Пожалуй, не время теперь так заботиться о своде законов для эстетического мира, когда гораздо больший интерес представляют события мира морального и обстоятель­ства времени так настойчиво призывают философскую пытливость заняться самым совершенным из произве­дений искусства, а именно построением истинной поли­тической свободы.

Я бы не желал жить в ином веке и работать для иного. Каждый человек — гражданин своего времени, так же как и гражданин своего государства; и если считается непринятым и даже недозволенным выде­ляться нравами и обычаями из того круга, в котором живешь, то но следует ли считать для себя столь же обязательным руководствоваться и выборе своей деятельности вкусом и потребностями своего века?

Вкус этот, однако, говорит как будто не в пользу искусства, по крайней мере того, на которое исключи­тельно направлено мое исследование. Течение событий придало духу времени направление, которое все более и более угрожает удалением его от искусства идеала. Это искусство должно покинуть действительность и с достойной смелостью подняться над потребностью, ибо оно — дитя свободы и хочет получать предписание от духовных требований, а не от материальной потребно­сти. Ныне же господствует потребность и подчиняет своему тираническому ярму падшее человечество. Польза является великим кумиром времени, которому должны служить все силы и покоряться все дарования. На этих грубых весах духовные заслуги искусства не. имеют веса, и, лишенное поощрения, оно исчезает с шумного торжища века. Даже философский дух иссле­дования отторгает у воображения одну область за дру­гой, и границы искусства суживаются по мере того, как расширяет свои пределы наука.

Взоры философа и любого человека напряженно прикованы к политической арене, на которой, как правило, решается теперь великая судьба человечества. Не принимать участия в этом общем разговоре — не обнаружит ли это предосудительного равнодушия к благу общества? Этот великий спор о правах как по содержанию, так и по своим следствиям касается вся­кого, кто носит имя человека, особенно же самый спо­соб ведения спора должен интересовать всякого, само­стоятельно мыслящего. Вопрос, который прежде ре­шался лишь слепым правом сильнейшего, как будто предложен теперь на разрешение суда чистого разума, и всякий, кто способен поставить себя в центр целого и свою личность слить с родом, может считать себя за­седателем в этом суде разума; в то же самое время он, будучи человеком и гражданином мира, является и бо­рющейся стороною, в большей или меньшей степени участвующей в решении спора. Итак, не только его собственное дело решается в этом великом судебном процессе, но процесс ведется по законам, которые чело­век как разумное существо сам может и сам вправе предписать.

Как привлекательно было бы для меня подвергнуть этот предмет исследованию совместно с столь же остро­умным мыслителем, как и вольнолюбивым граждани­ном мира, и предоставить решение сердцу, которое с прекрасным энтузиазмом посвящает себя благу чело­вечества! Какой приятной неожиданностью было бы сойтись во мнениях на поле идей с вашим свободным от предрассудков умом при таком громадном различии положений и великом отдалении, неизбежном по усло­виям действительности! Если я не поддаюсь этому обольстительному соблазну и предпосылаю красоту свободе, то я надеюсь оправдать такое решение не только своею склонностью, но и принципами. Я на­деюсь убедить вас, что этот предмет гораздо менее чужд потребностям времени, чем его вкусам, и более того — что для решения на опыте указанной политической проблемы нужно пойти по пути эстетики, ибо путь к свободе ведет только через красоту. Но это доказатель­ство не может быть дано без напоминания о тех основ-, ных началах, которыми вообще руководствуется разум в политическом законодательстве.